Это начало конца Сумеречной Саги, но вампир Роберта Паттинсона, Эдвард, счастлив, как никогда. В этом фильме вампир не сверкает, но он также и не погружается в размышления и не находится в подавленном состоянии. Конечно, это может быть непривлекательным для любителей угрюмых вампиров, но Паттинсон смотрит на это нормально. По мере того, как приблизился показ Рассвета: часть 1, Паттинсон рассказывает как развивался его персонаж, Эдвард, и как он попрощался.
Ты играешь Эдварда Каллена почти пять лет. Можешь ли ты описать то путешествие, в которое он взял тебя, и путешествие, которое ты прошёл вместе с ним?
С самого начала, я не обращал внимания на тот факт, что он вампир и на то, что ему 108 лет, за исключением метафорического смысла. Ты сталкиваешься с проблемным подростком и с его очень простой историей поиска удовлетворения самим собой. Он находит смысл жизни, встретив женщину и обретя ребёнка, я думаю, что так случается со многими. По крайней мере, я надеюсь на это.
Режиссер Билл Кондон упомянул, что в этом фильме твой персонаж испытал такое отвращение к себе самому, что ты сказал ему, что такого не играл ни в одном из трёх первых фильмов, и что никогда не приходилось настолько продумывать сюжетный элемент.
Да. Я подумал, что это должно быть ключевым моментом для Эдварда. Ему уже 108 лет, но он никогда не добивался всего того, чего он хотел добиться. Он застрял в подростковом возрасте. Когда ты находишься в подростковом возрасте, ты думаешь, что все несправедливо - он живет с этим 100 лет. И, в конце концов, приходит к полному отчаянию. Очень трудно одновременно изобразить эту проблему и историю любви, если только не хочешь сделать фильм совершенно другим . Поэтому я старался рассматривать проблему с этой стороны. Пожалуй, в Рассвете Эдвард выглядит наиболее счастливым, чем когда либо за всю серию.
Можешь ли ты рассказать о сцене рождения ребёнка и о том, как ты обратил Беллу?
Я прочитал сценарий [Рассвета] до прочтения книги - это был первый раз, когда я так сделал. Я был удивлен, увидев эту сцену, я не мог поверить, что мы, на самом деле, собираемся это сделать. Я боялся вникать в это. Сцена оказалась одной из самых невероятных сцен в этом фильме. Безусловно, сцена достойна рейтинга- R или даже рейтинга NC-17 - таких сцен несколько в этом фильме. Из-за жестокости, неограниченной свободы, и каждый персонаж находится в таком отчаянии, сцена очень и очень отличается от других моментов. Особенно для Эдварда, который всегда был пацифистом, который всегда рассуждал логично и объективно. Вдруг я играю Эдварда, стоящего между худющими ногами манекена, грызущего плаценту, с творогом и клубничным вареньем на лице, а затем вытягиваю трёхнедельного ребенка с париком на голове... это что-то вроде какого-то медицинского фильма.
Какими были твои последние моменты в роли Эдварда?
В самый последний момент - я был в Сент-Томас в Карибском море, на пляже, и это было просто невероятно. Это был единственный раз, я никогда не испытывал ничего подобного в фильме "Сумерки". Последняя сцена со всеми [сцена свадьбы] была, на самом деле, ужасной, потому что было очень холодно, и это было после двух недель ночной съемки. Это было в пять утра, шёл обжигающе холодный, проливной дождь... это немного символично, как много фильмов было снято. В действительности я пока не чувствую конца, еще хотя бы потому, что наш пресс-тур так огромен и нас постоянно спрашивают об этом, так что это просто, как часть процесса создания фильма. Так что, пока последний фильм не вышел, я не ощущаю, что это конец.
Ты предпочитаешь большие фильмы - франшизы или небольшие отдельные фильмы? Что тебе ближе?
Я, действительно, не знаю. Я, честно говоря, подхожу ко всем ролям одинаково. Фильмы меньшего масштаба лучше тем , что не нужно постоянно спорить с таким количеством людей, но опять же, я, вроде как, спорю, чтобы любым путем добиться баланса. Что касается независимого кино, приятно видеть, режиссера, который... просто я работал с Дэвидом Кроненбергом, и он делал всё в одиночку - очевидно, он постоянно самоутверждался, но я никогда по-настоящему не работал ни с кем, чтобы на меня не оказывалось совершенно никакого давления с чьей-либо стороны ещё, кроме самого себя. Приятно осознавать, что давление обусловлено не компромиссами, или чем-нибудь подобным, а это просто потому, что они взяли на себя ответственность, и это лишь для того, чтобы получить то, чего они хотят. Люди получают гораздо больше удовольствия таким образом.
В прошлый раз ты говорил, что хочешь вернуться к музыке. Ты записал что-нибудь? Музыка по-прежнему является приоритетом для тебя?
У меня много записей. Если говорить о кино....я могу выдерживать критику, потому что здесь ты можешь винить кого-нибудь ещё. Но музыка...как только ты что-то создал, об этом уже судят люди. И я не хочу, чтобы люди непременно обсуждали это; меня не волнует, что они говорят. Но я знаю, что, если бы я выпустил что-то, и в день его выхода, я бы вышел в интернет посмотреть отзывы, я бы, наверное, застрелился. Так что я не знаю, стоит ли это того, чтобы застрелиться.
А возможность выложить это под псевдонимом или чужим именем?
Мне нравится эта идея, но очень стыдно, если тебя поймают.
Что ты думаешь о том, что твои отпечатки и следы увековечены во дворе Театра Граумана?
Я останавливался в Волшебном замке (отель) , когда приезжал первые несколько раз в Лос-Анджелес. Мне было 17 лет. Я привык постоянно спускаться к Грауман, и я понятия не имел, как это делается. Я был совершенно не способен сделать это. Дело было даже не в самой возможности или понимании того. Я, на самом деле, даже не почувствовал, что я сделал это. Будто прошла волна, а я был на ней. Мне, вообще-то, было неловко, когда я сделал это, потому что я испачкался и оставил на себе отпечаток своей руки. Это невероятно, это что-то удивительное.
Перевод: DeLaila Ackles!
|