Он явно хочет, чтобы вам в его присутствии было комфортно. Он подливает вам чай, предупредительно вытаскивает для вас салфетку из салфетницы, просит разрешения закурить. У актера фильма «Высшее общество», который выходит в российский прокат 11 апреля, странная и трогательная манера постоянно ерошить волосы. В ней есть неуверенность, тревожность, мальчишество.

Он часто и многообразно смеется — хихикает, улыбается, иногда хохочет — обычно над собой, над своими неудачами, нелепыми поступками или словами. Но весь его облик, его мягкие манеры — само отрицание беспокойства. Кажется, что перед Робертом Паттинсоном просто не стоят вопросы, вечно тревожащие всех нас, остальных, — достаточно ли я умен, к месту ли я вот это сейчас сказал, как я, вообще, выгляжу…

Я спрашиваю, как к нему обращаться — Роберт или Роб, он отвечает: да как вам удобно. А ему удобно сидеть у окна? В нью-йоркском кафе после ланча никого, мы можем пересесть туда, где точно не будет сквозняка. Он отвечает, мол, важно, чтобы было удобно мне, ведь это я тут на работе. А он разве тут для удовольствия? — язвлю я, не удержавшись. Роб же без тени сомнения отвечает, что однажды решил: в его жизни все будет удовольствием — и работа тоже. И эта гармония отмечает весь его облик.

От него просто веет спокойствием человека, который знает, по каким поводам нужно волноваться, а какие не стоят и выеденного яйца, на что тратить переживания, а что требует просто принятия решений. «Сугубо делового подхода», как формулирует он. Я завидую ему — не его вселенской славе, не его внешности, не даже его богатству, хотя гонорары каждой из трех главных звезд киносаги «Сумерки» исчисляются десятками миллионов.

Я завидую его непроницаемости для тревог, его желанию быть неизменно приятным собеседником даже для журналиста, хотя он, пожалуй, больше чем кто-либо настрадался от таблоидов. Я не понимаю, как он смог достичь этой просветленной безмятежности, хотя бурные выражения, которые имела его ранняя «сумеречная» слава, способствовали развитию прямо противоположных свойств. И решаю начать именно с этой темы.

Psychologies: Роб, сколько вам было, когда вы стали кумиром всех девочек-подростков на Земле?

Роберт Паттинсон: Когда вышли «Сумерки»? 11 лет назад. Мне было 22.

Вас накрыла всемирная слава. И продолжалась эта буря обожания лет пять, не меньше…

И сейчас порой захлестывает.

Так как это все сказалось на вас? Кем вы стали после «Сумерек»? Что в вас изменила ранняя известность? Может быть, травмировала? Логично предположить, что могла…

Ох, и до «Сумерек», и после, каждый раз, когда я вижу, как этот вопрос задают кому-то, думаю: сейчас еще один придурок расскажет, как его достали папарацци, какие невероятные слухи о нем распускают таблоиды, как это все не соответствует его чистой и богатой личности и какой это ужас кромешный, быть известным! В общем, моей целью стало не оказаться одним из таких придурков. Но это правда не­удобно — когда на улицу не можешь выйти, а если уж вышел, то с пятью телохранителями, которые берегут тебя от толпы девчонок…

Я прочел, что в ГУЛАГе самый высокий процент выживших был среди аристократов

И к тому же, ха, я выгляжу смешно среди них, охраняющих мое, так сказать, тело. Они парни дюжие, а я так, вампир-вегетарианец. Не смейтесь, правда — невыгодный фон. Но я не ищу выгодного фона, а в такой известности вижу… ну, что-то общественно-полезное. Типа: ты тронул какую-то нежную струну в душах, ты помог вылиться чувствам, которые были скрыты, это не твоя, может быть, заслуга, но ты стал образом чего-то возвышенного, чего так не хватало этим девчонкам. Разве это плохо? А в сочетании с гонорарами так и вообще прекрасно… Думаете, цинично?

Совсем нет. Просто я не верю в то, что, когда за вами день и ночь следуют три тысячи подростков, можно оставаться спокойным. И понятно: такая известность ограничивает вас, лишает обычного комфорта. Как можно относиться к этому философски и не измениться, не уверовать в свою исключительность?

Послушайте, ну я же из Британии. Я из небедной, полной семьи. Я учился в частной школе. Папа торговал автовинтажем — старинными автомобилями, это вип-бизнес. Мама работала в модельном агентстве и как-то пропихнула меня, тогда младшего подростка, в модельный бизнес. Что-то я там такое рекламировал, но, кстати, был жуткой моделью — уже тогда за метр восемьдесят, но с лицом шестилетнего, ужас.

У меня было благополучное детство, денег достаточно, отношения в нашей семье… знаете, я вообще не понимал, о чем речь, когда читал про психологическое насилие — про весь этот газлайтинг и что-то в этом роде. У меня не было даже намека на такой опыт — родительского давления, конкуренции с сестрами (у меня их две, между прочим). Прошлое было вполне безоблачно, я всегда занимался, чем хотел.

Я неважно учился, конечно. Но родители считали, что отсутствие одних способностей компенсируется другого рода талантами — так папа всегда и говорил. Надо только их найти. Родители мне в этом помогли: я рано начал заниматься музыкой, играю на пианино и гитаре. Мне не приходилось самоутверждаться, отвоевывать свою территорию.

Так откуда у меня взяться зацикленности на неприкосновенности моей личной жизни? Мне очень повезло, так что я вполне могу и поделиться собой, если кому-то надо. Я недавно прочел, что в России в ГУЛАГе самый высокий процент выживших был среди бывших аристократов. По-моему, это потому, что у них было такое прошлое, которое не позволило развиться ощущению ущербности, усугублять беду жалостью к себе. Они оказались более стойкими, потому что знали, чего стоят. Это ведь из детства.

Я не сравниваю обстоятельства моей «сумеречной» известности с ГУЛАГом, но трезвое отношение к собственной персоне во мне точно было заложено семьей. Слава — это же своего рода испытание. Конечно, неприятно, что съемочная группа маленького арт-фильма из-за тебя вынуждена обедать в гостиничном номере, а не в ресторане и в окна этого номера доносятся вопли типа «Роб, я хочу тебя!» и летят камни, обернутые в записки примерно того же содержания… Ну, стыдно перед коллегами. Эта моя известность ассоциируется для меня скорее с такого рода стыдом, чем с реальными неудобствами. Ну и с сочувствием. А это дело я люблю.

Когда вам сочувствуют?!!

Ну да. Поводов же реальных мало, а персонального внимания хочется всем. Поклонницы — это же не персональное внимание ко мне. Они обожают того прекрасного вампира, который был выше секса с возлюбленной.

О той возлюбленной тоже придется спросить. Вы не против? Это же довольно…

Деликатная тема? Да нет, спрашивайте.

Вас с Кристен Стюарт соединили съемки в «Сумерках». Вы играли влюбленных и оказались парой в реальности. Проект закончился, а с ним и отношения. Не кажется ли вам, что роман был вынужденным, потому и завершился?

Наши отношения распались, потому что нам было едва за 20, когда мы соединились. Это был порыв, легкость, почти шутка. Ну правда, у меня тогда была такая манера знакомиться с девушками: подойти к той, которая нравится, и спросить, не выйдет ли она когда-нибудь за меня замуж, ну, со временем. Почему-то это работало.

Придурковатость иногда очаровывает, да. Наша с Кристен любовь была сродни той шутке. Мы вместе, потому что это легко и правильно в этих обстоятельствах. Это была дружба-любовь, а не любовь-дружба. И я даже был возмущен, когда Крис пришлось извиняться за историю с Сандерсом! (Короткий роман Стюарт с Рупертом Сандерсом, режиссером фильма «Белоснежка и охотник», в котором она снималась, стал достоянием общественности. Стюарт пришлось принести публичные извинения «тем, кому она невольно причинила боль», имелись в виду супруга Сандерса и Паттинсон. — Прим. ред.) Ей не за что было извиняться!

Любовь кончается, это может случиться с каждым, и случается постоянно. И потом… Весь этот шум вокруг нашего романа. Эти фотографии. Эти поздравления. Этот надрыв — романтические герои романтического фильма в романтических отношениях в нашей неромантичной реальности… Мы давно уже чувствовали себя частью маркетинговой кампании проекта.

Один из продюсеров тогда сказал что-то типа: как сложно будет сделать новый фильм о вечной любви героев теперь, когда их любовь оказалась не вечной. Ну, черт! Мы оба стали заложниками «Сумерек», инструментами бизнеса по развлечению публики. И это меня застигло врасплох. Я растерялся.

В НОВОМ АМПЛУА

Роль в фильме «Высшее общество» в послужном списке Паттинсона закономерна. Конечно, актер, который хлебнул прелестей и ограничений голливудской франшизы, свернул с пути звезды — покорителя девичьих сердец и уже сыграл грабителя-неудачника в пессимистичном и бюджетно скромном «Хорошем времени», просто обязан был сняться у Клер Дени, одной из самых радикальных европейских режиссеров.

Дени почти повторяет путь, пройденный некогда Тарковским с «Солярисом»: ее «Высшее общество» — философско-нравственная фантастика, сюжет разворачивается в будущем на космическом корабле, на котором летят к некой черной дыре приговоренные преступники. Паттинсон играет одного из них — человека, ставшего преступником в ходе научного эксперимента и вопреки своей воле отцом…

И что-то предприняли?

Ну… вспомнил кое-что про себя. Знаете, у меня ведь нет профильного образования — только занятия в школьном драмкружке и тренинги по случаю. Мне просто хотелось стать артистом. После одной театральной постановки у меня появился агент, и она устроила мне роль в фильме «Ярмарка тщеславия», мне было 15, и я играл сына Риз Уизерспун.

Мой лучший друг Том Стёрридж тоже снимался там, наши сцены шли одна за другой. И вот мы сидим на премьере, проходит сцена Тома. Мы даже как-то удивлены: нам все казалось игрой, а тут вроде бы да, получилось, он актер. Ну, моя сцена следующая… А ее нет. Нет, и все. В фильм она не вошла. О, это было ра-зо-ча-ро-ва-ние! Разочарование номер один.

Правда, потом кастинг-директор мучилась, ведь она не предупредила меня, что сцена не вошла в окончательный монтаж «Ярмарки…». И в результате из чувства вины убедила создателей «Гарри Поттера и кубка огня», что именно я должен играть Седрика Диггори. А это, сами понимаете, должно было стать пропуском в большую киноиндустрию. Но не стало.

«Сумерки» указали мне верный путь — участие в серьезном кино, сколь малобюджетным оно бы ни было

Позже за считаные дни до премьеры меня сняли с роли в спектакле в Вест-Энде. Я ходил на пробы, но никого не интересовал. Ходил уже скорее по инерции. Я вообще-то уже решил стать музыкантом. Играл по клубам в разных группах, иногда соло. Это, между прочим, серьезная школа жизни. В клубе, чтобы привлечь внимание к себе и своей музыке, чтобы посетители отвлеклись от выпивки и разговоров, надо быть исключительно интересным. А я никогда не считал себя таковым. Но после эпизода с актерством хотелось начать нечто совершенно иное — не связанное с чужими словами и замыслами, что-то свое.

Почему же вы все-таки решили вернуться к актерству?

Неожиданно меня утвердили на роль в «Преследователе Тоби Джагга», скромном телефильме. Я и пробовался только потому, что мне показалось это любопытным — сыграть инвалида, не поднимаясь с кресла на колесах, не пользоваться обычной пластикой. В этом было что-то бодряще-вызывающее…

Я вспомнил обо всем этом, когда завертелась суета с «Сумерками». О том, что жизнь идет иногда таким юзом… И понял, что мне нужно выйти из «Сумерек». На свет. На любой свет — дневной, электрический. В смысле, мне нужно попытаться играть в небольших фильмах, чьи создатели ставят перед собой художественные задачи.

Кто мог подумать тогда, что мне предложит роль сам Дэвид Кроненберг? (Паттинсон сыграл в его фильме «Звездная карта». — Прим. ред.). Что мне достанется подлинно трагическая роль в «Помни меня»? А еще я согласился на «Воды слонам!» — полное отрицание фэнтези и романтики «Сумерек». Понимаете, ведь правда не знаешь, где найдешь, где потеряешь. В арт-проектах больше свободы. От тебя больше зависит, ты чувствуешь свое авторство.

Я в детстве обожал папины рассказы про техники продаж, он же автодилер по призванию. Это своего рода сеанс психотерапии — специалист должен «прочитать» пациента, чтоб направить его по пути излечения. Мне кажется, это близко к актерству: ты указываешь зрителю путь к пониманию фильма. То есть продавать что-то для меня — это рядом с исполнением роли.

Какая-то часть меня любит искусство маркетинга. В этом есть что-то спортивное. И мне непонятно, когда актеры не желают думать о коммерческой судьбе фильма, даже и артхаусного. Это же и наша ответственность. Но, в общем, в итоге «Сумерки» указали мне верный путь — участие в серьезном кино, сколь малобюджетным оно бы ни было.

ВЕЗДЕ БЫЛ ПРИНЯТ КАК ЖЕНИХ...

Это Пушкин будто про Паттинсона, а не про Ленского написал. 32-летнему завидному холостяку приписывают романы с десятком самых ярких девушек его поколения — от Эммы Уотсон до Мии Васиковской. На самом деле его личная жизнь не более увлекательна, чем у незнаменитых сверстников.

В юности у Паттинсона был долгий роман с моделью из Германии Ниной Шуберт. Четыре года актер был практически неразлучен с партнершей по «Сумеркам» Кристен Стюарт. А с универсально одаренной британкой FKA Twigs (она музыкант, продюсер, танцовщица и режиссер) в 2015-м Паттинсон даже обручился. Но через 2 года пара распалась.

Вскоре на горизонте Роберта появилась Сьюки Уотерхаус, с которой у Роберта много общего. Сьюки тоже из Лондона, происходит из семьи, далекой от искусства и шоу-бизнеса. Она достигла статуса топ-модели к 20 годам и тоже считает себе жертвой стремительной славы. Ну а теперь они еще и коллеги: Сьюки сыграла в десятке фильмов.

Cкажите, Роб, а сфера ваших личных отношений со временем тоже претерпела изменения?

Нет, не то чтобы… Я всегда завидовал знакомым моего возраста и пола, которые плавно переходят из одних отношений в другие. И при этом никаких обид. У меня не так. Отношения для меня скорее нечто исключительное. Я одиночка по натуре и зримое опровержение теории, что тот, у кого была счастливая семья в детстве, стремится создать свою. У меня не так.

Вы не стремитесь создать семью?

Нет, дело не в этом. Просто мои отношения как-то… легче, что ли. Не то чтобы они были несерьезными, они простые. Мы вместе, пока любим друг друга. И этого достаточно. Я как-то… не укореняюсь, что ли. Я, например, равнодушен ко всему материальному. Не считаю это проявлением своей особой духовности, я обычный человек, чья жизнь сложилась необыкновенно, и все.

Но вот на это, что я не увлекаюсь деньгами, мне недавно указала подруга. Причем с укором. «Расстанься на минуту с книгой, забудь про Пабста и посмотри на вещи трезво», — сказала она про мои обычные занятия — просмотр кино и чтение. Но, по мне, деньги — лишь синоним свободы, а вещи нас… заземляют. У меня есть небольшой — и не по голливудским стандартам, а вообще — дом в Лос-Анджелесе, потому что мне нравится быть среди мангровых зарослей и пальм, а мама любит загорать у бассейна, и пентхаус в Нью-Йорке — потому что папа помешан на историческом Бруклине. Но для меня не было проблемой жить и на съемных квартирах. Просто переезжать больше не хотелось… Может быть, это значит, что я начинаю пускать корни?

ТРИ ЕГО ЛЮБИМЫХ ФИЛЬМА

«Пролетая над гнездом кукушки»

Картина Милоша Формана произвела впечатление на Роберта, когда он был подростком. «Я играл его в 12-13 лет», — так говорит актер о Макмерфи, герое фильма. «Я был чудовищно стеснительным, а Николсон-Макмерфи — воплощенная решительность. Можно сказать, в каком-то смысле он сделал меня тем, кто я есть».

«Тайны одной души»

Фильм снят в 1926-м. В это невозможно поверить!» — утверждает Паттинсон. И действительно, сейчас фильм смотрится хоть и стилизацией, но совершенно современной. Ученый страдает от иррацио­нального страха перед острыми предметами и желания убить жену. Георг Вильгельм Пабст был одним из первых киноавторов, кто вслед за пионерами психологии рискнул заглянуть в темные тайники человеческой души.

«Любовники с Нового моста»

Это кино — чистая метафора, считает Паттинсон. И продолжает: «Он не о слепнущей бунтарке и клошаре, он обо всех парах, о стадиях, которые проходят отношения: от любопытства к другому — к бунту друг против друга и воссоединению на новом уровне любви».

Источник: https://www.psychologies.ru