Теперь у тебя есть чувство завершенности. Пять фильмов, снятых на основе четырех книг. Мне любопытно… Позволяешь ли ты себе думать о будущем? Видишь ли ты ценность всего этого? Имеется ли у тебя какое-либо видение того, что эта франшиза значит для поклонников? 
Роберт Паттинсон: Это забавно, люди еще во время первого фильма спрашивали меня о том, как я буду чувствовать себя тогда, когда все это закончится, и, я думаю, что еще никогда не чувствовал себя более сбитым с толку, чем сейчас, когда у меня впереди остался всего лишь месяц "сумеречной" работы. Я не знаю. Думаю, я со второго фильма говорил о том, что потребуется лет десять на то, чтобы все это действительно улеглось в моей голове, потому что я был занят этим проектом на протяжении четырех лет. Я думаю, что здесь не существует какого-либо анализа. Думаю, что никто не знает, почему всем это так нравится. Я даже думаю, что сами поклонники не знают, почему они связаны с этим таким образом. Это что-то интуитивное. Я не знаю, смогла бы Стефани [Майер] рассказать вам о том, почему она была так поглощена этой очень-очень содержательной историей, посвященной этим персонажам. Это просто аномалия. И это ужасный ответ. Я не знаю. 

Если бы ты мог вернуться на пять лет назад, какой бы совет ты сам себе дал для того, подготовить себя ко всему тому, что будет происходить в последующие пять лет? 
Роберт Паттинсон: Начинай пить водку вместо пива, и попытайся сделать так, чтобы у тебя как можно раньше появились шесть кубиков пресса, потому что тогда ты будешь куда более успешным актером. Я не знаю. Забавно иметь дело со страхом, со взлетами и падениями. Мы по-прежнему получаем огромные сюрпризы – всякий раз, когда проходят мероприятия, связанные с "Сумерками" или что-то в этом роде. Помню, как во времена третьего фильма мы приехали в Мюнхен, где весь Олимпийский стадион был заполнен поклонниками. Мы пришли туда и ничего не делали. Это должно было быть мероприятие формата вопрос/ответ, но я, Кристен и Тейлор просто стояли в центре Олимпийского стадиона, а тридцать тысяч людей просто кричали вокруг нас на протяжении пятнадцати минут. Это полнейшее безумие! И нет никакого способа предугадать это. 

Какие вещи приходят тебе на ум, когда ты думаешь о вечности?
Роберт Паттинсон: Смерть. Что такое вечность? Боже, я не знаю. Полагаю, надежда. Сложный вопрос. Я не знаю. Многие вещи приходят на ум. 

Каким был твой последний момент съемок в качестве Эдварда Каллена?
Роберт Паттинсон: Это было забавно, учитывая то, что всю серию мы снимались в самых ужасных условиях, а затем завершали съемки на пляже на Карибах, два дня снимаясь в море. Было весело. Мы снимали последние кадры буквально в тот момент, когда на острове Сент-Томас, что на Виргинских островах, всходило солнце. Это был прекрасный способ завершить все это, потому что они рассматривали возможность съемок в море в Ванкувере, из чего совершенно ничего бы не вышло. 

Тебе было жаль расставаться с Эдвардом? 
Роберт Паттинсон: Да. Это было очень-очень странно. У меня было подобное чувство расстройства, когда я пытался играть это, на протяжении всего пути, вплоть до последнего кадра. Ведь это странная роль, потому что, с одной стороны, множество зрителей проецируют на Эдварда свои идеи. Неважно, какой он. Они хотят, чтобы он был таким, каким они хотят его видеть. С другой стороны, существуют мои инстинкты, направленные на то, чтобы попытаться сыграть это посредством поиска в нем слабостей и недостатков. Ты пытаешься сыграть одновременно и то, и другое, из-за чего все это становится очень странным. Ты пытаешься сыграть кого-то, кого большинство людей считают идеальным, но что это такое? Это ведь ничего не значит. Так что ты, с одной стороны, пытаешься сыграть образ, а с другой – персонажа, поэтому я постоянно ощущал это чувство расстройства, вплоть до последнего кадра, а затем все это закончилось. 

Говоря об этом персонаже, с чем сложнее всего будет расстаться? И что ты был рад оставить позади?
Роберт Паттинсон: Есть одна особенность, которая касается работы над такими сериями фильмов в целом, особенно тогда, когда персонажи остаются прежними, и заключается она в желании вернуться назад и попытаться улучшить все то, что ты сделал, в последнем фильме, но это никогда не происходит. Это прекрасная трудовая этика. Ты ощущаешь довольно странную надежность. И она противоположна тому, как ты, по идее, должен себя чувствовать во время работы над фильмом. Ведь это каждый раз должно бы казаться тебе незнакомым. Но возвращаться к одному и тому же, с одной стороны, хорошо, хотя, с другой стороны, это плохо в силу того, что твои идеи порой иссякают, иногда ты становишься ленивым из-за того, что тебя окружают одни и те же люди. Было здорово, что фильмы снимали разные режиссеры. Нужно было оставаться начеку. Что было самым плохим? Когда ты играешь такого персонажа, которому не могут нанести повреждения, и который не может умереть, у тебя нет никакой основополагающей базы. Существует слишком много возможностей, если ты не можешь умереть. Если ты играешь обычного человека, всегда есть какая-то основа. 

Очевидно, что для тебя сейчас открыты многие двери. Как ты думаешь, как успех франшизы влияет на твою карьеру, как он повлияет на нее в десятилетней, пятнадцатилетней перспективе? 
Роберт Паттинсон: Я не знаю. Люди спрашивают у меня о том, не боюсь ли я застрять в однотипных ролях, но ты не можешь этого бояться. Это от тебя не зависит. Сейчас я получаю роли, в которых не буду играть вампира. Не знаю, примут ли меня люди в этих ролях или нет, но здесь действительно нечего бояться. Но, что касается пятнадцатилетней перспективы, то я не имею на этот счет ни малейшего понятия. Я совершенно не знаю, каким образом люди будут помнить эту серию. Это сумасшествие – то, насколько пылко люди к этому относятся. Фан-база существует на протяжении пяти лет, но я не знаю, как долго это будет продолжаться. Это было бы просто безумием, если бы подобный энтузиазм был бы и через пятнадцать лет. 

Существует ли какой-либо момент во всем этом "сумеречном" опыте, который тебе хотелось бы повторить? 
Роберт Паттинсон: Все время в течение съемок первого фильма было очень веселым. Мне никогда на самом деле не доводилось заниматься такими фильмами, как этот, когда тебя окружает огромный актерский состав примерно твоего возраста. Никто в действительности не знал, что будет с этим фильмом, но там была хорошая энергетика. Было что-то такое, за что люди боролись. Им хотелось, чтобы это было чем-то особенным. Кроме того, никто из нас не был тогда особо известным. В то время это казалось таким большим делом. Было действительно увлекательно работать над первым фильмом, и весь последующий за этим год тоже был интересным. 

Заинтересован ли ты в поддержании имеющегося уровня успеха на протяжении своей карьеры?
Роберт Паттинсон: Я не знаю. Если бы я мог получить что-то подобное, и контроль за своим публичным образом, то это было бы здорово. Но нет, я думаю, это невозможно [поддерживать это]. Не думаю, что это может сделать кто-либо, за исключением Дензеля Вашингтона. Киноиндустрия находится на странном этапе, вы можете просто играть одного супергероя за другим. И это, кажется, единственная вещь, гарантирующая большие деньги. Я не знаю. Дело не в том, что именно денежный успех приносит удовлетворение, но порой именно это позволяет тебе заниматься тем, чем тебе хочется. Хотя, в то же время, ты можешь сняться подряд в пяти очень успешных проектах, и все равно оказаться не выбранным теми режиссерами, с которыми тебе хочется поработать, снимающими небольшие фильмы. Нет никаких гарантий. Я пытаюсь подписываться и заниматься такими фильмами, которыми я буду гордиться так, словно это мой последний проект. Вот так я думаю на тот счет. 

В конечном счете, рад ли ты тому, что все закончилось?
Роберт Паттинсон: В некотором смысле. После первой части люди начали называть это франшизой, но франшиза – это фаст-фуд сеть "Burger King" или сеть ресторанов "Subway". Это не фильм. И люди, которые начинают это говорить, по сути, являются людьми, зарабатывающими на этом деньги. Они любят, когда что-то превращается во франшизу. Но, как актер, я думаю, что это жутко. Ты действительно чувствуешь, что у тебя нет контроля. Это огромнейший грузовик, особенно тогда, когда что-то становится частью культурного ландшафта. Это действительно жутко, потому что ты оказываешься в ловушке и боишься изменений, а это самое плохое, что может произойти тогда, когда тебе хочется быть актером. 

Где ты пользуешься большей популярностью: в Великобритании или здесь? И почему? 
Роберт Паттинсон: На самом деле, я не знаю. Я привык к тому, что мог без проблем находиться в Англии. Никто понятия не имел о том, кто я такой. До Англии это дошло позже. Теперь ситуация и здесь, и там похожи. В Англии я получаю куда больше отрицательной реакции. Это просто обычное английское отношение. Я делал то же самое по отношению к известным людям. Инстинкт такой. 

Каково было перевоплощаться в фильме в отца?
Роберт Паттинсон: Мне на самом деле очень нравится работать с детьми и животными, хотя все говорят, что не следует этого делать. Потому что это дает такое ощущение, что ты больше не играешь - кто-то просто делает что-то, на что ты реагируешь. Особенно, если работаешь с маленьким ребенком. Это классно. Скажу вам, собака или ребенок в каждой сцене – и все будет гораздо лучше. Вы можете задействовать собаку в каждой сцене, и всем будет лучше, я гарантирую это. А если не будет, то застрелите (примечание переводчика: shoot имеет два значения: стрелять и снимать на камеру) собаку. Но это было забавно. 

... и под "застрелите собаку" ты имеешь в виду... 
Роберт Паттинсон: И то, и другое. 

Твой любимый фильм о вампирах?
Роберт Паттинсон: Мне очень нравится "Блейд". Мне бы хотелось, чтобы люди снова делали фэнтези-фильмы с рейтингом R. Это совершенно не относится к делу, но людям действительно следует делать больше таких вещей. Я видел не особо много вампирских фильмов. Мне всегда казалось странным то, что кто-то может сказать о себе то, что он является поклонником вампиров. Я не антифанат, но это просто настолько необычная для того, чтобы от нее фанатеть, вещь. Это все равно что сказать: "Я люблю фильмы про зомби! Я просто люблю их! Они – мои любимые!". Это скорее психологическая проблема, чем предмет обожания. 

В этом фильме представлено куда больше информации о вампирах. Кто из новых персонажей тебе понравился больше всего?
Роберт Паттинсон: Мне нравится Бенджамин. Его сыграл Рэми [Малек]. В основном, из-за того, что он – замечательный актер. У него в этом фильме всего лишь пара сцен. Было здорово видеть новых актеров, которые испытывали огромный энтузиазм: "Это огромное событие – находиться в "сумеречном" фильме! У меня есть пять реплик, и я собираюсь выложиться в них!". Билл [Кондон] нашел замечательных людей. 

Каким было твое первое впечатление о Кристен Стюарт и Тейлоре Лотнере, когда ты впервые их встретил в самом начале всего этого?
Роберт Паттинсон: Думаю, я встретил Тейлора уже на съемках фильма, когда он носил парик и все такое. Кристен я встретил на прослушивании. Я по-прежнему пытаюсь уложить в своей голове то, что являюсь актером. Тейлору было лет пятнадцать, когда я впервые встретил его. Помню, когда я снимался в "Гарри Поттере", я смотрел на Дэна, Руперта и Эмму, и думал: "Эти ребята – актеры". Я испытывал благоговение перед ними. Я испытывал благоговение и перед этими ребятами, когда встретился с ними, хотя я видел лишь Кристен в нескольких фильмах. У меня всегда была такая градация. Я по-прежнему смотрю на Дэна, Руперта и Эмму таким образом. Я провел с ними одиннадцать месяцев, и я все равно считаю их необычайно известными людьми. Было странно испытывать точно такой же опыт с Тейлором и Кристен, и видеть, как люди сохраняют здравый рассудок так сильно, насколько это возможно. Я видел множество людей, имеющих меньшее количество славы, но совершенно теряющих свой разум уже после того, как объявляют о кастинге, не говоря уже о работе над фильмом. Потрясающе видеть то, что людям удается сохранять здравомыслие.