"Я предполагаю, если люди думают, что волнуются за тебя, это мило. Это, вроде как, странно." - Роберт Паттинсон

Эрик Пэкер - холодный, харизматичный управляющий активами, которого в "Космополисе" играет Роберт Паттинсон, за один единственный, роковой день совершает очень много всего интересного. В своем белом, вытянутом лимузине он пытается пересечь забитый пробками и протестующими Манхэттен, и все это в желании подстричься. Он теряет сотни миллионов долларов в губительной валютной операции. Он наслаждается полуденным сексом с привлекательным специалистом по безопасности, одетым в бронежилет, с электрошокером под рукой. С Жюльетт Бинош он тоже занимается сексом. К тому же, он терпит странно-эротическое обследование простаты, глядя в глаза потеющей коллеге. Он получает пирогом в лицо от "убийцы-кондитера", который ездит с командой папарацци. А еще, его, на самом деле, преследует потенциальный убийца. 

Есть о чем поговорить! Но пресс-тур Паттинсона с "Космополисом", срежиссированным великим Дэвидом Кроненбергом и адаптированным из романа 2003 года Дона ДеЛилло, проходит в тени недавнего бульварного безумства, окружающего его разрыв с партнершей по фильму "Сумерки" Кристен Стюарт. (Заключительный фильм Сумеречной франшизы выйдет в ноябре.) "TIME" встретились с Кроненбергом и Паттинсоном — свежее лицо, милый, абсолютно приветливый, курит электронную сигарету — в окрестностях манхэттенского Сохо, на следующий день после Нью-Йоркской премьеры "Космополиса". Мы, в основном, оставались в теме, хотя, иногда по комнате неуклюже прокрадывался вампир-слон с разбитым сердцем. 

"Космополис" был издан в первый год войны в Ираке, и на волне романов, которые так или иначе все были описаны как "после 11 сентября", но теперь на карты истории нанесены "Занять Уолл-стрит" и другие движения протестов во всем мире в 2011. Дэвид, в какой момент Вы столкнулись с книгой, и когда Вы узнали, что это будет фильм? 
Дэвид Кроненберг: Это было приблизительно три года назад, и его привлекательность состоит не в том, что роман оказался наделен даром предвидения или из-за его места в истории. Это были персонажи, диалог, интенсивность, юмор — это непрестанно забавно. Я не стремлюсь что-либо утверждать. Однако, неизбежно, если ты делаешь что-то честно, то это скажет что-то о времени, в которое это делается. Когда роман вышел, люди говорили: "Все эта демонстрация на Уолл-стрит не очень убедительна." Теперь это само собой разумеющееся. 

Роберт, диалог ДеЛилло гиперстилизован, очень строгий, и часто углубляется в теорию. Как Вы подошли к нему? 
Роберт Паттинсон: Первое, с чем я объединился, был юмор. Все остальное казалось отчасти произвольным. Мне понравилось, это было абсурдно и по большей части разрознено. Я думал, что Эрик не понимает себя, так что, это было моей точкой зрения — играть роль, как будто ты не понимаешь роль. [Кроненберг весело смеется] Попытка остаться потерянным. Я заметил, что каждый раз, когда я входил в сцену с идеей или точкой зрения о том, как ее сделать, это бы ощущалось неправильно, и Дэвид бы знал, что это было неправильно. Когда я был отчасти где-то в другом месте, вообще не задумываясь — тогда это по-ощущениям было хорошо. 

Как найти общий язык с Эриком, ведь его мир основан на технологиях — при том он познает мир издалека, посредством экранов, и таким образом, он изо всех сил пытается почувствовать что-то, через секс или стрельбу из оружия, или потерю своего состояния. Как вы думаете, люди могут сочетать такое отчуждение и желание прикоснуться к чему-то реальному? 
Дэвид Кроненберг: Один из инвесторов в фильм - подлинный французский миллиардер по имени Эдуард Карминьяк. Он известен, как французский Уоррен Баффетт. Он хотел быть причастен к этому фильму, потому что он сказал, что это было абсолютно метко. Он знает много людей, которые походят под этот персонаж, кто создал этот странный пузырь, в котором они живут. В пределах этого пузыря они очень живые и все контролируют, и все же они полностью отрезаны от обычного человечества, нормальных отношений. Так, Эрик Пэкер говорит своей жене такую вещь, как: "Так говорят люди, верно?" Он пытается остаться вне этого, потому что он действительно не знает. Он имеет дело с миллиардами долларов, но он фактически никогда не касается реальных денег, и он не знает, как в реальности заплатить за вещи. Конечно, Карминьяк не думает о себе как о таком человеке, но он признает это полностью. Таким образом, я отношусь к его словам не с такой уж большой натяжкой. Люди создают для себя лимузин, маленький космический корабль, маленький стеклянный колпак, в котором они изолируют себя от вещей, которые причиняют боль. 

Роберт Паттинсон: Я думаю, что Эрик запутался между подлинной властью и эго. Он смешал эти два понятия. Я думаю, что много людей на той работе считают, что сочувствие - слабость, тогда как, он понимает, что это - сила. Я прочитал многое, что описывает Эрика, как монстра, но я всегда думал, что в истории была обнадеживающая прогрессия. Его самая большая проблема состоит в том, что он полностью самоодержим. Но он делает маленькие шаги к достижению соглашения с этим. У него, в любом случае, была затянувшаяся юность, и он действительно умен, он - ученый. Некоторые люди настолько укоренились в своем мнении о себе, и он понимает, что единственный шок, который может вырвать его из себя - то, что кто-то собирается его убить. 

Вы рассматриваете "Космополис" также как историю об известности? Эрик находится в пузыре, люди, которых он не знает, знают его, они в их голове складываются рассказы в голове, и... 
Дэвид Кроненберг: Нет, я так не думаю. Это походит на "лондонского кита" (примечание переводчика: "Лондонский кит” — это прозвище загадочного трейдера, заработавшего за год на рынке ценных бумаг более ста миллионов долларов для банка J.P. Morgan Chase, правда в итоге банк потерял из-за этих операций более 2 млрд. долларов) — никто не знает, как выглядит этот парень, никто не знает, где он живет. Это - его сила, как торговца: никто не может предсказать его, никто не понимает его. Я думаю, что Эрик нечто подобное. Внешне его лимузин выглядит как любой другой. На его пути встретился только один парень, который захотел бросить в него пирогом, за которым следовали папарацци. Но Эрик может обедать и вокруг никого не будет, он может пойти в небольшой ресторан со своей женой, и никто его не побеспокоит. У него есть один парень из службы безопасности, но только и всего. У него нет поклонников. 
Роберт Паттинсон: Я думаю, мир был бы намного лучшим местом, если все эти банкиры и миллиардеры, сопровождались и тщательно изучались папарацци. Как только люди рассматривают что-то очень близко, все это просто рушится. 


Я воспринимаю "Космополис", как притчу об известности, отчасти потому, что в актерском составе Роберт, а у Роберта очень интенсивный и специфический тип глобальной известности. 
Дэвид Кроненберг: Это важный элемент, когда ты хочешь финансирования фильма. Ты не можешь привлечь инвесторов без актера, который популярен. Кроме того, мы хотим разделить. Когда мы снимаем кино, мы находимся в нашем лимузине, нашем небольшом пузыре. Вокруг нет никого больше. Это просто мы. В тот момент другие фильмы Роба не существуют, и мои фильмы не существуют. Я не думаю о связях между ними. 

Говоря о других Ваших фильмах, у "Космополиса" есть некоторое сходство с фильмом Дэвида "Автокатастрофа", в котором действие происходит в автомобиле, и автомобиль  очень эротизированное пространство. Есть удивительная сексуальная сцена с Эриком и специалистом по безопасности, Кендрой. В сцене как эта, каждое движение отточено, как в балете или там есть место для импровизации? 
Роберт Паттинсон: Это была, наверное, одна из самых трудных сцен в фильме. В сценарии она не была сценой секса. В сценарии мы закончили заниматься сексом, и одевались. [К Кроненбергу:] "Я думаю, что вы сказали мне только примерно за день до". [Смеется] 

Дэвид Кроненберг: Ну, я не думаю, что стоит пугать моих актеров. Так или иначе, нет ничего, что вы можете сделать, чтобы подготовиться. Ничего бы не изменилось, если бы я сказал тебе на неделю раньше.

Роберт Паттинсон: Я бы поделал какие-нибудь приседания. 

Дэвид Кроненберг: Да, ну, в общем, это бы не помогло. Я сказал, что сцена становится интереснее, коварнее и лучше, если вы фактически занимаетесь сексом. Когда Кендра говорит, что это эротично, быть так близко к человеку, которого кто-то хочет убить, очевидно, что так лучше, чем если бы они одевались на противоположных концах комнаты. 

Роберт Паттинсон: Мне нравится момент оргазма — кажется настолько очевидным достичь вершины, а затем он такой: "Ты считаешь это интересным?" Я смеялся. 


Расскажите мне о лимузине. Это удивительно, как Звезда Смерти, созданная Дж.Г. Бэллардом. Роберт, действительно ли это было клаустрофобным, провести так много времени, действуя в этом космосе? 
Роберт Паттинсон: У сидения была наклонена спинка, то есть, ты никогда не мог выглядеть полностью расслабленным и влиятельными, то есть с любого ракурса, ты отчасти походил [резко падает и откидывается немного назад, выглядя озадаченным]. Я постоянно пытался изображать власть, но я всегда находился словно в промежуточном положении. Мне понравилось это через некоторое время, но я помню первый раз, когда я сел, я думал: [шепотом] "Черт, я не могу сидеть тут, это словно трон, это не сработает." 

Дэвид Кроненберг: Это и было разработано, как трон. Я хотел, чтобы там был визуальный эквивалент его смыслу власти и идеи, что он создал пузырь, в котором он - абсолютный хозяин, и он заставляет людей войти в это пространство для секса, для беседы, для дел. Автомобиль был местом съемки, и все это состояло приблизительно из 25 частей, таким образом, вы могли менять ракурсы и освещение в нем и разбирать его. Я снимал очень широкоугольными объективами. 

Роберт Паттинсон: Большую часть времени камера находится на кронштейне, то есть с дистанционным управлением. Обычно, если есть камера, ты непроизвольно взглядом заглядываешь в объектив. Но уберите это, и это становится странной вещью, когда у тебя взаимоотношения с машиной, и отсутствие человечности — даже звук в лимузине был каким-то мертвым, словно мы были в студии звукозаписи. Все это словно, "я такой беспомощный.” Парень по звуку всегда ползал на полу и зажимался в угол, и он был единственным человеком, который был там большую часть времени. Я просто смотрел на этого маленького французского парня, корячащегося вдалеке от меня, и это мои единственные серьезные отношения на съемочной площадке. 

Дэвид Кроненберг: Я помогал ему отделиться от всего. Мне нравится помогать моим актерам. 


Как Вы помогали Роберту в сцене обследования простаты? В ней кажется не так много хореографии. 
Дэвид Кроненберг: Все там было! Это было словно самое трудноразрешимое. Было не просто найти правильный ракурс. 

Роберт, у Вас есть какие-либо подсказки для актеров, которым придется играть сцену обследования простаты? 
Роберт Паттинсон: Я был приблизительно в трех дюймах от лица Эмили [Гэмпшир], что облегчило это, потому что, на таком расстоянии она не могла оценить того, что я делаю, но факт этой близости означал, что у меня была власть... 

Дэвид Кроненберг: Так и было! 

Роберт Паттинсон: ... в очень оскорбительной ситуации. Это было, вероятно, самым сильным, что я чувствовал во время создания всего фильма. И только позднее я узнал, что обследование простаты занимает всего несколько секунд. 

Дэвид Кроненберг: Это занимает буквально 12 секунд. Если это продолжается дольше, то ваш доктор пытается вас совратить. 


Над какими следующими фильмами Вы начинаете работать? 
Дэвид Кроненберг: Я хотел бы поработать с Робом снова, и особенно, я думаю, что Роб и Вигго Мортенсен [звезда фильмов Кроненберга "Оправданная жестокость", "Порок на экспорт" и "Опасный Метод"] были бы фантастическими вместе. Но мне нужно сесть и написать свой фильм Роб-и-Вигго. У меня нет своего следующего фильма. Был момент, когда стал возможным "Порок на экспорт-2", но это развалилось по различным причинам. Брюс Вагнер написал сценарий под названием "Звездные карты"; в нем есть роль и для Роба, и для Вигго. Мы посмотрим, сможем ли мы финансировать его. Выглядит так, что "Космополис" было легко финансировать, это было не так. 

Роберт Паттинсон: Я собираюсь сниматься в этом фильме ["Операция: Черный список"] об Эрике Мэддоксе, армейском следователе, который был одним из главных людей, ответственных за розыск Саддама Хуссейна. Он работал с JSOC [Совместное командование специальными операциями], который, как предполагается, не существует, и они нашли Саддама Хуссейна сами, но они не могли сказать, что это были они. История сумасшедшая, абсолютно странная. Это реально крутой режиссер по имени Джин-Стефан Совер. Мы собираемся снимать в Ираке следующим летом. В январе я снимаюсь в другом фильме [The Rover] с Дэвидом Мишо, который сделал австралийский фильм "По волчьим законам" — это будет футуристический вестерн с Гаем Пирсом. 

Прежде, чем мы закончим, Роберт, простите меня за это, но я должна спросить: "На что это похоже, когда миллионы людей, волнуются о Вас и надеются, что Вы в порядке?" 
Роберт Паттинсон: Я предполагаю, если люди думают, что волнуются за тебя, это мило. Это вроде как странно. 

Дэвид Кроненберг: Они реагируют на то, что как они думают, им известно, но они не знают. И они вкладываются в такое количество жизней, с которыми они не связаны вообще. Разговор о разделении. 

Роберт Паттинсон: Но в то же самое время, мир - довольно жестокое место, таким образом, независимо от того, что вдохновляет людей внезапно чувствовать эту доброту, надо надеяться, они будут смотреть на себя, и они будут смотреть на свои собственные жизни и понимать, [преисполненный благоговейного страха, голос "эврика-момента"]: "Я способен сочувствовать людям!"

"Моя способность сопереживать абсолютному незнакомцу помогла мне сопереживать людям, которых я знаю на самом деле!" 

Роберт Паттинсон: "Эй, я научился кое-чему!"